Интеграция отнюдь не является ни чисто европейским феноменом, ни явлением, возникшим исключи­тельно после второй мировой войны.

«Государства, нации, народы, регионы, корпорации, церкви и даже бюрократия — все в свое время так или иначе участвовали в интеграционном процессе, характер развития которого - ускорение или замедление - может зависеть наряду с другими также от дезинтеграционных факторов»¹.

Действительно, история таможенных союзов выходит далеко за рамки XX в.

В первой главе, давая характеристику субъектам международных отношений, мы уже отмечали, что кроме государств все большее значение на международной арене играют транснациональные и даже наднациональные институты. Организация Объединенных Наций, согласно своему Уставу, обладает не­которыми полномочиями наднационального характера по вопросам поддержания мира и безопасности.

На региональном уровне наиболее ярким примером наднациональной группировки является Европей­ский союз, который за последние сорок с небольшим лет объединил 15 государств Западной Европы на основе так называемой европейской идеи, создал соответствующие институты сотрудничества, распро­странил их сферу не только на экономику, но также и на безопасность и внешнюю политику. Если вспом­нить, что еще совсем недавно (по исторически меркам, конечно) Европа представляла собой конгломерат враждующих друг с другом государств, не желавших поступиться и толикой своего суверенитета, что именно в Европе начались самые страшные мировые войны XX века, что европейский континент отнюдь не однороден в культурном, религиозном и национальном отношениях, то нынешние результаты европей­ской интеграции поистине впечатляющи. Более того, удивительным было то, что европейская интеграция началась с сотрудничества двух наиболее непримиримых противников, Германии и Франции, участвовав­ших с 1870 г. в трех крупнейших войнах.

С другой стороны, СНГ, Латиноамериканская ассоциация свободной торговли, Андский пакт, Эконо­мическое сообщество государств Западной Африки и др. практически не смогли продвинуться вперед по пути интеграции.

Между этими двумя полюсами имеются примеры интеграции со смешанными результатами. Напри­мер, создание северо-американской зоны свободной торговли (НАФТА), в рамках которой отменяются торговые ограничения между странами-участницами и, прежде всего, таможенные пошлины, было важ­ным шагом на пути экономической интеграции на континенте, но практически ни в коей мере не умалило политического суверенитета государств НАФТА.

Несмотря на разницу результатов интеграции, общим для всех является наличие противоречия между национальным и наднациональным, между государственным суверенитетом и властью, которая фор­мируется (или уже сформировалась) над ним.

Международная интеграция в целом относится к процессам, при которых наднациональные ин­ституты постепенно приходят на смену национальным и осуществляется перетекание государ­ственного суверенитета (власти) с национального уровня на региональный или же глобальный.

Создание формальных международных организаций, таких как ООН, ЕС, НАТО, СНГ, не является единственным путем развития наднациональных объединений. Растворение национального может проис­ходить и без создания каких-либо политических структур. Современные технологии давно бросили вызов суверенитету государств в информационной сфере.

----------------------------------------------

¹ Дэйтон, Энн. История европейской интеграции: историография. В кн.: История европейской интеграции (194^-1994)/ Под ред. А.С.Намазовой, Б.Эмерсон. М.: ИВИ РАН, 1995. С.267.

 

Таким образом, происходит некое размывание основ политического реализма - государственного су­веренитета и территориальной целостности.

Термин интеграция стал использоваться в международных отношениях тогда, когда страны Западной Европы начали формировать наднациональные институты и создавать экономические сообщества с це­лью обеспечения свободы торговли и координации экономической политики¹.

Изначально объяснение феномена европейской интеграции происходило в рамках функционализма, согласно которому технологическое и экономическое развитие постепенно ведет к необходимости со­здания наднациональных структур в условиях, когда государства сами проявляют заинтересованность в оптимизации таких функций, как почта и телефонная связь, транспортные коммуникации, использо­вание рек и т.д. Функционалисты пытались установить зависимость между интенсивностью и скорос­тью подобного функционального сотрудничества на международном уровне и развитием наднациональных структур.

В современной политической науке главным направлением, занимающимся изучением интеграции, является неофункционализм. Он разъясняет и уточняет многие идеи, которые были развиты его предте­чей, функционализмом. Появление неофункционализма было связано с необходимостью объяснения дея­тельности новых политических наднациональных институтов Европейских сообществ, в частности Евро­пейского парламента. Неофункционалисты утверждают, что экономическая интеграция создает полити­ческую динамику, толкающую интеграцию вперед. Более тесное экономическое сотрудничество вызывает потребность в углублении политической координации, что, в свою очередь, ведет и к политической интег­рации. Кроме того, неофункционализм вводит ряд новых концепций - механизма обновления общих инте­ресов, динамики поведения суб- и наднациональных групп и др. Теперь рассмотрим оба направления подробнее.

Функционалисты

Как мы уже видели, уязвимость традиционного подхода к международным отношениям стала очевид­ной еще в первой четверти XX в. Вулф отметил, что мир нельзя рассматривать как некую совокупность блоков, называемых государствами или нациями, что на самом деле эти блоки не изолированы друг от друга, что международные отношения существуют и развиваются и на негосударственном уровне. Эти идеи в дальнейшем развил в своих работах Д.Митрани и его последователи, указывая на то, что история убедительно показывает все большее усложнение международных отношений, выход на арену широких народных движений, рост контактов между гражданами различных государств².

Статичность старой системы постепенно преодолевалась. Однако стихийное расширение междуна­родных контактов требовало их упорядочения, организации. Именно функционализм был доминирую­щей теорией, объяснявшей историю развития международных организаций.

Потребность решения международных проблем на уровне, выходящем за рамки традиционных дву­сторонних отношений, рост «взаимозависимости» государств стимулировали возрастание числа много­сторонних международных конференций в XIX в., проводившихся сначала спорадически, а затем приняв­ших регулярный характер. Стремительный рост числа международных организаций после окончания вто­рой мировой войны также являлся ответом набиравшим силу межгосударственному сотрудничеству и возраставшей взаимозависимости государств. Если в 1909 г. было всего 37 межправительственных международных организаций, то в 1956г. их достигло 132 и в 1985 г. - 378. После этого произошел некоторым спад (в начале 1990-х гг. число межправительственных международных организаций сократи­лось до 300), что также могло быть объяснено функционалистами: некоторые организации распались, поскольку не отвечали интересам их создателей (СЭВ, Варшавский договор, Восточно-Африканское со­общество, Общий рынок Центральной Америки и др.).

Анализируя историю международных организаций, Митрани поставил вопрос о том, какие функции должны выполнять международные организации, чтобы идеально способствовать развитию междуна­родного сообщества. Основную задачу международных организаций он видел в том, чтобы обеспечивать равенство перед законом всех членов сообщества, а также гарантировать социальную справедли­вость. В этом нового ничего не было, однако для того, чтобы реализовать эти идеи, Митрани предлагал осуществить ряд новшеств.

---------------------------------------------

1. Joshua S. Golldstein. International Relations. P. 390

2. Mitrany, D. The progress of International Government, London, 1932. The Functional Theory of Politics, London 1975. Goodwin, World Institutions and World Order In the New International Actors, 1970. The Concept of International Organizations, 1981 и др.

 

Во-первых, он считал необходимым «уравновесить» прямое представительство великих держав в Лиге Наций групповым представительством «средних» государств, а «малым» государствам рекомендовал объединиться в единый блок. Таким образом, в идеальном варианте все были бы равновелики.

Далее, вторичные по значению институты целесообразно было создать в различных регионах мира с целью объединения находящихся там государств для более оперативного решения возникающих про­блем. Эти институты были бы подчинены центральным органам Лиги Наций.

Третьим новшеством в подходе Митрани было то, что он обращал внимание не только на права государств, но и на их обязанности, предлагал более активно участвовать в международных делах. При­лагая свой функциональный подход к актуальным проблемам международных отношений, Митрани, на­пример, выдвигал идею совершенствования системы железнодорожного транспорта на континентальном уровне, а морских перевозок и авиации - на межконтинентальном и глобальном уровне соответственно. Он полагал, что только в сфере безопасности оправданы статичные институты. Что же касается сферы так называемых позитивных функций (экономики, культуры и социальной сферы) - все в структуре международных организаций должно быть подчинено природе выполняемой функции. В связи с этим международные организации могли обрести столь необходимый для них динамизм.

Митрани предвидел появление специализированных международных организаций, имеющих перед со­бой вполне конкретные задачи и обладающих необходимыми ресурсами для их осуществления. Он пред­ставлял себе идеальный мир, в котором повседневные функции социальной жизни - здравоохранение, транспорт, сельское хозяйство, промышленное развитие и т.д. - выполнялись бы не только на государ­ственном уровне, но и на межрегиональном, континентальном и даже глобальном. Эта деятельность осу­ществлялась бы под контролем международных организаций, которые выступали бы в качестве своего рода советов по управлению. Отметим, что специализированные учреждения ООН (МОТ, ВОЗ, Органи­зация продовольствия и сельского хозяйства) уже ведут деятельность в этом направлении, как, впрочем, и ряд неправительственных международных организаций (Лига обществ Красного Креста, Всемирная организация скаутов и др.).

Подход Митрани к деятельности международных организаций отличался также тем, что он стремился повысить эффективность их работы главным образом за счет улучшения менеджмен­та внутри них.

Функциональный подход не ограничивается лишь попыткой лучше организовать работу межправи­тельственных организаций. Напротив, он предполагает создание сети специализированных организаций, многие из которых могут быть неправительственными. Функционалисты считали, что со временем солидарность между простыми людьми будет расти, поскольку они окажутся втянутыми в меж­дународное сотрудничество в соответствии с их профессиональными возможностями, и про­пасть между индивидууами и миром в целом постепенно будет преодолена. Таким образом, тра­диционный подход с его ориентацией на межгосударственное взаимодействие функционалисты подвергли существенной ревизии.

Вместе с тем функциональный подход имел и свои слабые стороны. 

Во-первых, функционалисты не придавали существенного значения политическому аспекту сотрудни­чества в рамках той или иной специализированной организации, полагаясь на то, что координация усилий будет происходить сама собой. На самом же деле многие (если не все) отрасли экономического сотруд­ничества на международном уровне в большей или меньшей степени зависят от политической поддерж­ки. В периоды экономического роста и процветания политический характер принимаемых решений не столь заметен, однако в период нехватки ресурсов, перепроизводства или опасения потерять рынки сбы­та он становится очевидным. Некоторый идеализм функционалистов состоит в том, что они рассматри­вают мир как мир неограниченных ресурсов (Макларен).

Во-вторых, функционалисты рассчитывают, что усилия международных организаций, направленные на улучшение условий жизни людей, в конце концов будут способствовать снижению военной угрозы. Предположение о том, что «богатые не воюют» также весьма уязвимо. Культивирование потребитель­ства может привести (и приводит) к постоянно растущему «аппетиту». Не будучи удовлетворенным по тем или иным причинам, этот аппетит может стимулировать рост конфликтности. Кроме того, сами по себе контакты на неформальном уровне между народами в рамках неправительственных организаций не гарантируют и не могут гарантировать обеспечение безопасности. Народная дипломатия не снимает проблемы угрозы ядерной войны, хотя и способствует лучшему взаимопониманию людей. Далее, инсти­туциональный механизм так называемых «функциональных организаций» не позволяет решить проблему обеспечения мира и безопасности, поскольку он просто не приспособлен для этого.

В-третьих, функциональный подход, претендуя на аполитичность, не сможет и не мог преодолеть идеологических различий внутри международных организаций. ЮНЕСКО, МОТ, ВОЗ и ряд других спе­циализированных организаций были идеологически расколоты и в полной мере отражали реалии мира, в которых они существовали.

После окончания Второй мировой войны функциональная теория стала применяться при рассмотрении деятельности Европейских и Атлантических институтов, особенно Европейских сообществ, что позволи­ло специалистам говорить о появлении функционализма не только как теории, но и как практики. В мае 1950 г. министр иностранных дел Франции Шуман (Schuman) предложил государствам Западной Европы создать наднациональный институт (“High Authority”) для координации деятельности в сфере про­изводства угля и стали (план Шумана). После подписания в 1951 г. Парижского договора шестью евро­пейскими государствами идея функционального сотрудничества получила свое реальное воплощение, поскольку деятельность в конкретной сфере на международном уровне регулировалась этим наднацио­нальным институтом. Вскоре она получила дальнейшее развитие, когда «шестерка» учредила Европейс­кое экономическое сообщество (ЕЭС), а также Евроатом (1957).

Хотя Комиссия сообществ имела весьма ограниченные возможности в сфере принятия решений, она, наряду с другими институтами, обладала качествами наднационального органа. Европейский суд стал наи­более независимым институтом ЕЭС, применяя так называемое европейское право, а не национальное право того или иного государства; прямые выборы в Европарламент на партийной основе, а также с учетом различных групп, представляющих производителей, потребителей и представителей профсоюзов независи­мо от национальной принадлежности, также демонстрировали присутствие наднационального элемента¹.

Эти тенденции в Западной Европе вызвали появление исследований, целью которых было изучение природы и целей институтов Сообществ.

Неофункционализм

Наиболее заметное влияние на развитие неофункционализма оказали американские ученые Хаас (Haas), Линдберг (Lindberg) и Най (Nye).

Особенностью трудов этих представителей неофункционализма было то, что их предмет был ограничен процессами, происходившими в Западной Европе, и главным образом, развитием Европейских сообществ, отходя, таким образом, от глобального подхода функционалистов.

Второй особенностью неофункционализма была попытка преодолеть один из основных недостат­ков функционализма, а именно игнорирование политики как основы принятия большинства решений на международной арене. Они специально подчеркивали, что на субконтинентальном уровне будут осуще­ствляться не только отдельные виды деятельности (регулирование в сфере производства угля и стали, например), но также будут приниматься и политические решения относительно этих функций. Появление организаций в других сферах для регулирования отношений в сельском хозяйстве, транспорте, торговле, обороне должны были стать определенными шагами в направлении строительства новой Европы. Конеч­ной целью этого плана была экономически и политически интегрированная Европа - федеративное госу­дарство (Моннэ).

Изложенная выше стратегия была проанализирована Эрнстом Хаасом в его работе о Европейском сообществе угля и стали (The Uniting of Europe: Political, Social and Economic Forces, 1950 - 1957).

Хаас дал определение политической интеграции в ее идеальном проявлении как «процессе, при котором политические силы, действующие в 'нескольких различных государствах, согласны ориентировать свою волю, ожидания и политическую деятельность в направлении нового центра, органы которого обладают или претендуют на юрисдикцию в отношении национальных государств, которые они представляют».

-------------------------------

¹ Хартли Т. Основы права Европейского сообщества. Введение в конституционное и административное право Европейского Сообщества. М., 1998.

Этот «новый центр» должен был, по мнению Хааса, заниматься политическими проблемами функцио­нального (отраслевого) сотрудничества. «Политическими силами» Хаас называл руководителей полити­ческих партий и групп, занимающихся принятием решений на национальном уровне, представителей проф­союзов, бизнеса, торговли, высокопоставленных государственных чиновников и политиков. Как только представители политической элиты> осознают необходимость создания нового политического цент­ра, они обнаружат, что политика Сообществ в одной сфере (отрасли) может быть воплощена в полной мере только в случае, если сама задача Сообществ будет расширена посредством «перетекания» деятельности на другую сферу (отрасль).

В конце концов государства передадут Сообществам решение вопросов во всех ключевых сферах, что приведет к появлению нового центра как потенциально более мощного, нежели правительства от­дельных государств.

Подобное видение перспектив европейской интеграции с неизбежностью должно было поставить воп­рос о развитии и укреплении собственно международной организации, коим было ЕОУ С, или же о форми­ровании федеративного государства.

Хаас пришел к заключению, что в сфере, относящейся к повседневному регулированию общего рынка, налицо независимость наднациональных институтов по отношению к государствам и что в Сообществе «наднациональность в своем структурном проявлении означает такое состо­яние государств, при котором они находятся ближе к архетипу федерации, нежели любая другая международная организация в прошлом». При этом Хаас подчеркнул, что на практике наднациональ­ность развивается в некое промежуточное гибридное состояние, при котором ни федеративная, ни межго­сударственная тенденция не доминирует. С другой стороны. ЕОУС по своей природе было в большей степени функционально-федеративным образованием, нежели впоследствии Экономическое сообщество и Сообщества в целом, которые со второй половины 1980-х гг. существенно снизили роль наднациональ­ных институтов в пользу межгосударственного Совета министров.

Подводя итог вышесказанному, отметим, что Митрани и его последователи в целом рассмат­ривали историю международного сообщества как движение в направлении объединения, созда­ния федерации. Для неофункционалистов такое движение является объективным процессом, который не в состоянии остановить отдельные государства. Вместе с тем они подчеркивают, что путь к мирово­му федерализму лежит через процесс эволюции, а не революции. В этом движении к объединению мира особая роль принадлежит международным организациям. Признавая, что подчас междуна­родные организации могут распространять свою власть и на государства (подписание Устава ООН или Римских договоров), неофункционалисты подчеркивают, что «более общим является ... медленный и постепенный процесс перераспределения ответственности в пользу международных организаций, проис­ходящий в результате многочисленных решений в течение определенного периода времени» (Лорд). Нео­функционалисты утверждают, что международные организации постепенно расширяют свою ком­петенцию посредством новой интерпретации своих уставов, расширения роли их органов или секретариата, роста бюрократии и увеличения бюджета. Преодоление сопротивления этой тен­денции со стороны государств-членов происходит благодаря демонстрированию реальных или.мнимых преимуществ углубления интеграции.

По мнению неофукционалистов, международные организации, будучи изначально механизмами обес­печения большей эффективности в отдельных сферах экономики (транспорт, коммуникация), со временем превращаются в локомотивы политической интеграции, которая способна гарантировать мир и безопас­ность.

Первый крупный кризис в рамках ЕС в 1965 г., инициированный де Голлем в связи с тем, что дальней­шая интеграция, по его мнению, противоречила национальным интересам Франции, привел к появлению первой волны критики в адрес неофункционализма:

1) нефункциональный подход весьма линейно представлял процесс развития Сообществ, не учитывая
при этом динамику процессов как в самих государствах-членах Сообществ, так и внутри их инсти­тутов;

2) не был принят во внимание фактор национализма;

3) сообщества рассматривались изолировано от остального мира, в то время как давление на их чле­
нов происходило по разным направлениям, в том числе и извне;

4) не учитывались общие процессы трансформации западного общества, происходившие независимо
от интеграции.

Кроме того, само определение интеграции претерпело существенные изменения в направлении тради­ционного подхода к международному сотрудничеству.

1. International Integration: The European and the Universal Process , 1961.

К 1975 г. Хаас считал теорию региональной интеграции устаревшей, но вполне применимой для осталь­ных частей мира. По-новому стала интерпретироваться теория неофункционализма и в отношении Евро­пейских сообществ. Результат интеграционных процессов в Западной Европе стал представляться в бо­лее традиционном виде формирования федеративного государства складывание западно-европейской федерации проистекает из многолетнего сотрудничества в отдельных отраслях/сферах и приводит к по­степенному «перетеканию» политической деятельности от государств в направлении новой наднацио­нальной структуры. Однако на практике такого «перетекания» вопреки расчетам неофункционачистов в полной мере не произошло. Более того, возник ряд новых международных организаций и форумов, кото­рые стали заниматься выработкой общей политики, в том числе и в Западной Европе (Организация эконо­мического сотрудничества и развития - ОЕСО, группа Десяти и др.).

Главной причиной подобного развития, по мнению Хааса, было то, что политические элиты госу­дарств не справились со скоростью и сложностью набиравших силу процессов интеграции, по­стоянно ставивших перед ними все новые и новые задачи. Кроме того, проявилась сложность реше­ния вопросов в рамках достаточно большой организации, члены которой подчас преследуют взаимоиск­лючающие цели. Все это не могло не привести к эрозии Сообществ и их институтов. Подводя итог своим наблюдениям за процессами европейской интеграции в рамках ЕЭС, Хаас отметил, что опыт ЕЭС скорее иллюстрирует попытку институтов Сообществ совладать со стремительным развитием событий в рам­ках Сообществ, нежели добиться создания региональной политической интеграции².

--------------------------

¹ Haas M. International Organization: An Interdisciplinary Bibliography, Stanford, 1971.

 

Аналогичные тенденции в развитии взглядов на процессы интеграции в Западной Европе наблюдались в работах Линденберга и Ная. Линденберг также считал, что интеграция в ЕЭС рано или поздно приведет к возникновению серьезных противоречий внутри системы и создаст барьеры для дальнейшего объединения. Вместе с Шайнгольдом он описывал ЕЭС как структуру, которая не стала федеративной. Другой ее особен­ностью было наличие нескольких уровней интеграции в зависимости от той или иной функции. Все это вместе делало ее весьма слабой и уязвимой. Для беспрецедентной в истории и весьма запутанной «плюра­листической» системы ЕЭС в словаре социологов и политологов не находилось адекватных определений.

Най предложил модифицировать неофункционализм 1950-х гг., обратив внимание на необходимость пере­смотра условий, определяющих интеграционный процесс, а также отказавшись от точки зрения, что суще­ствует некий единый путь от реализации квазифункциональных задач к политическому союзу посредством «перетекания». Най сделал вывод о малой вероятности того, что в ближайшие десятилетия процессы эконо­мической интеграции в Западной Европе приведут к созданию федерации или же политического союза, имеющего самостоятельную политику в сфере обороны и международных отношений³.

Таким образом, надежды функционалистов 1950-х гг. на создание федерации уступили место неопре­деленности 1970-1980-х гг.

Провозглашение идеи создания Единого европейского рынка внутри ЕЭС к концу 1992 г., подписание Единого европейского акта (1986), расширившего сферу компетенции ЕЭС и изменившего их институцио­нальный баланс, а также решение многих проблем в сфере общей сельскохозяйственной политики в фев­рале 1988 г. окрылило тех, кто верил в «логику интеграции».

Критика современного неофункционализлш сводится к следующим положениям:

1) это направление главным образом концентрирует свое внимание только лишь на Европейских сооб ществах (в настоящее время - на Европейском союзе) По свидетельству Ная, изначальная модель неофункционализма была близка к стратегии архитекторов европейской интеграции в 1950-е гг. и поэтому не могла служить ориентиром для формирования политики в других регионах. Последую­щие модификации этой модели были не более чем инструментом для сравнительного анализа. «Мы хотим знать, что происходит, когда группа государств создает общий рынок». Пищу для размышле­ния представителям этой школы может дать процесс экономической интеграции в рамках Северо­американской ассоциации свободной торговли и СНГ;

 ------------------------------------------------------------------------------------------------------

² Turbulent fields and the theory of regional integration// 10, 1976

³Nye J. Comparing common markets: a revised neo-functionalist model, International Organizations.1970, 24 (4). р. 830.

Отношения капиталистических стран с государствами, находящимися на докапиталистической стадии развития 4 часть

2) неофункционалисты весьма эклектичны в интерпретации институциональных изменений. Они ото­
шли от идеи функционального федерализма, согласились, что «логика интеграции» не означает ли­
нейного процесса формирования федеративного образования;

3) неофункционалисты весьма узко представляли спектр негосударственных субъектов международ­ных отношений, выделяя лишь политическую элиту и лидеров отдельных групп, сформированных по отраслевому принципу

Недостаточное внимание к интересам простых потребителей, их взаимодействию на институциональ­ном уровне в рамках Сообществ вело к появлению существенного разрыва (наиболее заметного у новых членов Сообществ) относительно представлений о Сообществах у элиты этих стран и обычных граждан. В условиях серьезных потрясений, происшедших в результате резкого повышения цен на нефть в 1974 г., особенно в новых странах ЕЭС, возникла напряженность именно на уровне простых граждан, столкнувшихся с тяжелым выбором - инфляция или рост безработицы, интересы профсоюзов или инте­ресы потребителей, ощущение себя «европейцем» и перераспределение ресурсов (нефть, продоволь­ствие, например) в пользу других стран или же сохранение более прагматичного подхода в пользу обеспечения в первую очередь своих потребностей. Дальнейшее институциональное развитие ЕЭС показало, что развитие европейской интеграции во все большей степени направлено на разрешение этих противоречий.

В заключение отметим, что неофункционалисты продолжают традицию функционалистов в изучении | отношений между группами и отдельными личностями различных государств как на негосударственном, так и на государственном уровне на основе общности выполняемых ими функций. Они попытались увя­зать вопросы такого сотрудничества с политической деятельностью, которая в конце концов должна ока­зать существенное влияние на саму сущность государственной деятельности. Они пытались определить качество этих вновь созданных международных организаций. Исследования неофункционалистов показа­ли, что институты Европейских сообществ не были традиционными межгосударственными институтами. Наконец, начав с оптимистических прогнозов относительно «логики интеграции», неофункцоналисты про­шли несколько этапов в своей эволюции, став затем весьма сдержанными относительно перспектив ин­теграционных процессов в Европе.

Альтернативным неофункционализму направлением в изучении интеграции является подход, отво­дящий главную роль в реализации интеграционных процессов не наднациональным органам, а главам соответствующих государств (intergovernmentalism). Всячески отстаивая суверенитет своих государств, они тщательнейшим образом взвешивают шаги, ведущие к его сокращению.

Крупные государства фактически обладают правом вето в отношении принципиальных изменений со­гласованного ранее хода интеграции. При этом малые государства, как правило, получают разного рода компенсации за счет соответствующих стран-лидеров того или иного интеграционного процесса. Акцент на силовой составляющей в широком смысле слова (экономической, военной и т.д.), позволяющий выделить лидеров и ведомых в рамках того или иного интеграционного процесса, учесть политическую со­ставляющую межгосударственного взаимодействия участников интеграционного процесса, выгодно от­личает этот подход от неофункционализма. Однако и этот подход не лишен недостатков: 1) он ограничивается лишь важнейшими решениями соответствующих государств, полагая автомати­ческую реализацию принятых решений. Положительные стороны интеграции рассматриваются лишь как результат согласования интересов крупных государств, а остальные воспринимаются преиму­щественно как объекты интеграции; 2) разнообразные социальные процессы, предшествующие важнейшим решениям крупных государств и во многом их подготавливающие, игнорируются.

Экономисты, занимающиеся изучением интеграции, основное внимание уделяют рынку товаров и услуг, а также факторам производства, оставляя в стороне институциональный и политический факторы интеграции. Их интересует прежде всего социально-экономические последствия этого процесса. Двумя основными экономическими объяснениями феномена интеграции являются теории таможенного со­юза и оптимальной валютной зоны.

Теория таможенного союза, исследуя рынок товаров, пытается раскрыть социально-экономические последствия с точки зрения развития торговли, ее диверсификации, а также условий торговли.

Теория оптимальных валютных зон имеет иной предмет. Она исследует условия, при которых ста­новится экономически выгодным создание валютного союза. Основными категориями этой теории явля­ются деньги, рынки товаров, а также факторы производства.

Большинство теоретических работ об оптимальных валютных зонах анализирует положительные и отрицательные стороны участия в валютных союзах, используя теорию игр, уделяя особое внимание, отношениям заинтересованных сторон в связи с неодинаковым уровнем экономического развития воз­можных членов валютного союза. Большая часть эмпирических исследований задается вопросом о том, удовлетворяет ли Европа критериям для оптимального валютного союза.

Теории таможенного союза и оптимальных валютных зон не объясняют изменения норм и политики в рамках того или иного экономического региона. В этом смысле они статичны.

По мнению экономистов, международная экономическая интеграция - это процесс хозяйствен­но-политического объединения стран на основе развития глубоких устойчивых взаимосвязей и разделения труда между национальными хозяйствами, взаимодействия их воспроизводственных структур на различных уровнях и в различных формах.

На микроуровне этот процесс идет через взаимодействие капитала отдельных хозяйствую­щих субъектов (предприятий, фирм) близлежащих стран путем формирования системы экономи­ческих соглашений между ними, создания филиалов за границей и т.п. На межгосударственном уровне интеграция происходит на основе формирования экономических объединений государств и согласования национальных политик*.

Важнейшими факторами экономической интеграции являются:

1) возросшая интернационализация хозяйственной жизни;

2) углубление международного разделения труда;

3) воздействие НТР;

4) повышение открытости национальных экономик.

Международная экономическая интеграция имеет несколько форм. Перечислим их в порядке усложнения.

Наиболее простой является зона свободной торговли, в рамках которой отменяются торговые огра­ничения между странами-участницами.

Таможенный союз предполагает также установление единого внешнеторгового тарифа и проведение согласованной внешнеторговой политики в отношении третьих стран.

Общий рынок обеспечивает его участникам наряду со свободной взаимной торговлей и единым вне­шним тарифом свободу передвижения капиталов и рабочей силы, а также согласование экономической политики.

Валютный союз совмещает все указанные выше формы с проведением общей экономической и валютно-финансовой политики.

Проблемы интеграции рассматривались в теории международных отношений еще с одной точки зре­ния, несколько отличной от подхода неофункционалистов, особое внимание уделявших отношениям элит стран ЕЭС.

Американский исследователь Карл Дойч, изучая ход европейской интеграции, напротив, подчеркивал значимость отношений между народами. Он считал, что создание и взаимодействие социумов, раз­деляющих взгляды на проблемы безопасности - «сообществ безопасности» (security communities), мо­жет избавить человечество от войны. Под этими социумами Дойч понимал такие группы людей, которые ни при каких обстоятельствах не будут воевать друг с другом, а, напротив, будут решать возникающие проблемы мирным путем².

---------------------------------------------------------------

¹ Спиридонов И.А. Мировая экономика. М.: Инфрз-М, 1999. С. 66.

² K. Deutsch, Political Community and the North Atlantic Area, 1957.

 

По мнению Дойча, интеграция совсем не обязательно должна вести к объединению народов или госу­дарств в какое-либо единое образование, как об этом говорили функционалисты, имея в виду федерацию. Дойч рассматривал два возможных варианта интеграции:

1) единое целое, состоящее из прежде независимых субъектов, объединившихся под началом единого
правительства (например, США);

2) плюралистическое образование, в котором входящие в него субъекты остаются независимыми (на­
пример, США и Канада).

Анализ интеграционных процессов в Северной Америке и Западной Европе позволил Дойчу сделать вывод о наличии определенных условий, необходимых для обоих типов интеграции. Естественно, что первый тип, будучи более высокой ступенью интеграции, предусматривал большее количество этих усло­вий -12 против 3 в случае «плюралистической интеграции».

Эти три условия состояли в следующем:

1) совместимость основных ценностей, относящихся к процессу принятия политических решений;

2) способность участвующих в процессе интеграции политических партий или правительств быстро и
адекватно реагировать на нужды друг друга;

3) взаимная предсказуемость поведения.

Дойч подчеркивал важность общения политических партий и групп, а также отдельных граждан, пред­ставляющих разные страны. Обменные программы, Туризм, торговля и другие формы коммуникации неизбежно ведут к повышению уровня взаимной зависимости и лучшему взаимопониманию - основе для преодоления недоверия, страха и боязни друг друга.

Дойч специально не выделял роль международных организаций в этом процессе, однако из его работы следуют достаточно важные выводы. Во-первых, в результате «плюралистической интеграции» могут возникнуть правительственные и неправительственные международные организации (например, Север­ный совет). Во-вторых, они могут представлять собой формы более или менее упорядоченной коммуни­кации между обществами, обеспечивающими взаимодействие и лучшее понимание друг друга, что, в свою очередь, ведет к формированию «сообщества безопасности».

Подводя итоги вышесказанному, отметим, что интеграция наряду с очевидными экономическими преимуществами (более широкий доступ хозяйствующих субъектов к разного рода ресурсам; емкость рынка; совместное решение острых социальных проблем и выравнивание отсталых регионов; лучшие конкурентные позиции фирм интеграционных группировок) имеет и далеко идущие политические послед­ствия, касающиеся проблем войны и мира.

Главным из них является ничтожно низкая вероятность конфликта внутри, например, ЕС и НАФТА, что позволяет говорить о возникновении сообществ безопасности в Европе и Северной Америке. Появ­ление европейской идентичности во многом снимает один из потенциальных источников конфликтов -национализм.

Было бы, однако, неоправданным упрощением утверждать, что интеграция есть некая панацея от всех бед и что все государства готовы ограничивать свой суверенитет. Мы уже говорили об этом примени­тельно к деятельности международных организаций. Отметим, что интеграция существенным образом сокращает возможности государств защитить самих себя и своих граждан от многих проблем. Напри­мер, открытость границ и наличие безвизового режима в рамках СНГ привело к тому, что на территорию России через ряд сопредельных государств стали проникать экстремисты, поддерживавшие сепаратис­тов в Чечне, наемники, представители организованной преступности и т.п. Аналогично этому, открытие в начале 1990-х гг. Венесуэлой границы с Колумбией привело к ее превращению в транзитную территорию для наркодельцов. Если взять сферу, казалось бы, чисто экономических отношений, то станет очевидным нежелание ряда стран ЕС присоединяться к валютному союзу не только по причине слабости евро, но желания сохранения своей самостоятельности, традиций, идентичности.

Дезинтеграционные тенденции были наиболее отчетливо видны на постсовестком пространстве, в Югославии и даже в благополучной Чехословакии. Стремление к созданию национальных государств взяло верх. СНГ, например, гак и не стало наднациональным институтом.

Если благополучие одного государства зависит от сотрудничества с другим государством, первое зависит от второго. Если два государства или более одновременно зависят друг от друга, они находятся в отношениях взаимозависимости. Взаимозависимость не только экономический, но и политический феномен. Когда государства торгуют друг с другом, они становятся зависимы и в политическом отноше­нии (например, СССР своими заказами обеспечивал занятость значительной части общественного сек­тора в Индии, а Индия, в свою очередь, советского ВПК).

В международной политэкономии понятие взаимозависимость чаще относится к многосторонним отношениям, направленным на эффективное функционирование мировых рынков. Большинство государств зависит от мирового рынка, а не от каких-то отдельных торговых партнеров хотя, заметим, в периоды нефтяных кризисов роль ОПЕК и других экспортеров нефти существенно возрастает).

Взаимозависимость двух или более государств не означает того, что эта зависимость равнозначна. Чаще всего одно государство является более зависимым, чем другое. Мировые рынки различаются по степени открытости и эффективности в зависимости от региона и товара. Саудовская Аравия, например, в большей степени определяет цены на нефть, нежели Япония - на автомобили¹.

Зависимость государств друг от друга может носить кратко- и долгосрочный характер. Например, зависимость Украины от российских нефти и газа носят долгосрочный характер и определяется такими долгосрочными факторами, как отсутствие собственных запасов углеводородного сырья, высокая энер­гоемкость экономики, недостаточная мощность предприятий энергетики (прежде всего, АЭС) с целью создания альтернативных источников энергии. В свою очередь, зависимость России от Украины опреде­ляется тем, что через территорию последней российские нефть и газ доставляются основным потребите­лям в Западной Европе. Чем раньше Россия обзаведется трубопроводами в обход Украины, тем быстрее снизит от нее свою зависимость в этом вопросе. Стоит также заметить, что туркменский газ доставляет­ся на Украину по российским трубопроводам, поэтому у обеих стран существует «транзитная» взаимоза­висимость. Однако подобная диверсификация поставщиков газа на Украину выгодна России, поскольку вероятность «заимствований» из российской экспортной трубы становится меньше из-за опасения взима­ния Россией натуральной компенсации туркменского газа.

Общей тенденцией развития мировой экономики является ее глобализация, рост взаимозависимости государств и, что самое примечательное, частных фирм, их интернационализация. Еще одним аспектом взаимозависимости является сближение мировых рынков вследствие глобальных информационных сис­тем и средств коммуникации. Особого внимания также заслуживает расширение сферы мировой эконо­мики, включение в нее бывших социалистических стран, Китая, стран Юго-Восточной Азии.

Взаимозависимость происходит из возможности получения преимуществ в результате сотрудниче­ства, роста благосостояния партнеров. Благополучие и особенно возможности его сохранения и приумно­жении, в свою очередь, зависят от международного политического сотрудничества. Насилие в таком контексте оказывается неуместным. В связи с этим выдвигается тезис о том, что взаимозависимость государств по определению способствует миру. Наиболее глубоко эту концепцию развили пред­ставители либерального институционализма.

Это направление исходило из тех же посылок, что и реализм - «эгоистичные» государства оперируют в анархичной международной системе. Но по сравнению с достаточно узким подходом реалистов либе­ральные институционалисты стремились учесть экономические факторы. При этом один из основа­телей этого направления Р.Кеохейн предпринял попытку показать то, как может осуществляться сотруд­ничество между государствами на подлинно равноправной основе, исключающей доминирование одной из держав.

Предметом изучения либерального институционализма является феномен международного сотруд­ничества, а именно те его случаи, когда интересы государств не являются диаметрально проти­воположными¹.

Теория основывается на предположении, что мировая политика состоит из двух сфер - безопасности и политической экономии. Послевоенное развитие международных отношений Кеохейн представил как ряд периодов постепенного угасания американского доминирования. Если до середины 1960-х гг. меж­дународные организации находились под сильным влиянием со стороны США, то впоследствии из-за нежелания оказывать им существенную финансовую поддержку и таким образом сохранять свои пози­ции в них, американская гегемония стала меркнуть. Все это привело к необходимости формирования нового международного порядка для периода «после гегемонии», основанного на необходимости более интенсивного сотрудничества государств как непосредственно друг с другом, так и с международны­ми организациями.

--------------------------------------

¹Goldstein, Internationals Relations. Р. 325.

² Axelrod, Robert and Keohane, Robert. Achieving Cooperation under Anarchy: Strategies and Institutions, World Politics, Vol. 38. N1 (October 1985). P. 226-254.; Keohane R. After Hegemony: Cooperation and Discord in the World Political Economy. Princeton, 1984. Keohane R. International Institutions: Two Approaches, International Studies Quarterly. Vol. 32, N4 – December 1988; Keohane R. International Institutions and state Power: Essays in International Theory, Boulder, 1989; Keohane R. (ed.) Neorealism and Its Critics, Columbia University, 1986.

 

 

 

 

 

Либеральные институционалисты утверждают, что главным препятствием для сотрудниче­ства между государствами является боязнь оказаться обманутым. Для того чтобы решить эту проблему, стороны должны прийти к убеждению, что у них есть некий общий интерес, который может быть реализован при помощи международных организаций, минимизирующих возмож­ность обмана.

Во-первых, будучи частью системы (организации), государство, прибегающее к обману, может поте­рять больше в будущем, нежели приобрести в результате обмана. Во-вторых, организация наказывает обманщика, не позволяя ему насладиться нечестно полученным приобретением. В-третьих, организация поощряет государства, которые беспокоятся о своей репутации. В-четвертых, она может связывать госу­дарства в различных сферах, укрепляя их взаимозависимость. Поэтому обманщик в одной сфере рискует стать жертвой в другой. В-пятых, внутренняя структура организации позволяет государствам получать большой объем информации, предоставляет им возможность осуществлять мониторинг. Все это повыша­ет вероятность того, что обманщик может быть легко раскрыт. Наконец, международные организации дают возможность экономить на наблюдении за выполнением того или иного соглашения.

В конце 1980-х - начале 1990-х гг. Р. Кеохейн и Дж. Най исследовали воздействия последствий интен­сификации транснациональных контактов на международные отношения в целом. Отправной точкой их рассуждений было следующее положение:

' Кеоhапе, К . and Nye J. Transnational Relations and World Politics. 1971.

 

 

Кеохейн и Най выделили пять факторов растущего международного взаимодействия, имею­щих воздействие на взаимоотношения государств:

1) расширение обмена взглядами на уровне обычных граждан;

2) развитие политического плюрализма (включение отдельных национальных групп в транснациональ -­
ные структуры, выполняющие функции координатора);

3) формирование зависимости и взаимозависимости государств особенно в сферах транспорта и фи­
нансов;

4) создание новых инструментов влияния для использования одними государствами по отношению к
другим;

5) появление независимых субъектов международных отношений, ведущих свою политику подчас
вопреки интересам отдельных государств.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В отличие от реалистов, Кеохейн и Най развивают идеальный  тип сложной  взаимозависимости, которая, по их словам, является более реалистичной в описании и объяснении происходящих событий, неже­ли сама реалистическая традиция. Тремя основными характеристиками этого идеального типа являются:

1) способность связывать различные общества между собой посредством различных каналов - межгосударственных, ­
трансправительственных и транснациональных;

2) отсутствие иерархии в выделении сфер межгосударственного сотрудничества (проблемы военного
сотрудничества более не являются приоритетными и не определяют очередность решения других
вопросов);

3) в условиях сложной взаимозависимости государств в каком-либо регионе исключается возможность­
использования одним из государств вооруженных сил против другого государства этого же региона.

Сложная взаимозависимость дает толчок важному политическому процессу: цели государств в определенных сферах будут отличаться от политики, проводимой на межгосударственном уровне специализированными учреждениями, поскольку они могут преследовать свои собственные цели.

В каждой отдельной сфере государства обладают определенными ресурсами для разрешения возникающих там проблем, и при этом не имеет практически никакого значения военная мощь того или иного государства. В этом случае международные организации и транснациональные субъекты международ­ных отношений используются в качестве важнейших инструментов государственной политики. При этом формирование повестки дня деятельности этих организаций происходит во многом под влиянием малых и более слабых в военном отношении государств, заинтересованных в создании различных союзов для решения собственных проблем.

Международным организациям принадлежит значительная роль в модели сложной взаимозависимости Кеохейна и Ноя. Модель международных организаций используется ими для объяснения глубокого изменения международной системы, а именно в том смысле, что, возникнув со своими внут­ренними нормами и институтами, международные организации придают международным отноше­ниям стабильность.

После окончания холодной войны Кеохейн и Най предложили свое видение нового мирового порядка, начало формирования которому было положено в результате распада советского блока в Восточной Евро­пе осенью 1989г.

Рассуждая о том, что придет на смену старой и по-своему стабильной биполярной системе междуна­родных отношений, Лай пришел к выводу о том, что пора отойти от традиционных парадигм, в основе которых лежит представление о полярности, как основе мирового порядка (биополярности, многополярно­сти, однополярности). Биполярность невозможна, поскольку Россия даже в долгосрочной перспективе не сможет бросить вызов США, становясь все более зависимой от Соединенных Штатов. Идея многопо­лярности также являет собой клише, на сей раз XIX в. Отличие нынешней ситуации состоит в том, что раньше существовало пять, примерно равных, по силам государств, а сейчас такого равенства нет. Европе не хватает политического единства, Япония же слаба в военной сфере и весьма американизирова­на в культурном и идеологическом отношениях. Формирование трехполюсного мира (Азия, объединяю­щаяся вокруг йены, Западное полушарие - вокруг доллара, европейский блок - вокруг евро ) также выг­лядит нереалистичным по причине ограничения торговли одним регионом, сильнейших потрясений, свя­занных с финансовым кризисом, начавшимся именно в Азии, ключевой ролью США в обеспечении безопасности Японии и Европы. Идея однополярного мира, получившая распространение после «победы» США в холодной войне и успеха операции «Буря в пустыне», померкла в связи с неспособностью США эффективно противостоять мировому финансовому кризису 1997-1999 гг. международному терроризму, а также эффективно решать другие глобальные проблемы, стоящие перед мировым сообществом. Най пришел к выводу, что новый мировой порядок должен основываться на многоуровневой взаимоза­висимости государств друг от друга ¹.

Однако взаимозависимость имеет и определенные недостатки. Чем больше государство получает в результате торговли, тем в большей степени оно становится зависимым от других государств. В ситуа­ции нессиметричной взаимозависимости это может приводить к серьезным последствиям. Зависимость латвийских нефтяных портов от поставок сырья из России в условиях обострения конфликта в связи с нарушением прав русскоязычного населения и заявления некоторых российских политиков о возможности использования санкций (в том числе использовать для транспортировки нефти другие пути) поставила под угрозу практически всю экономику этой прибалтийской страны. Еще один пример. В ходе обеих миро­вых войн Великобритания и Германия пытались с помощью блокады использовать зависимость против­ника в продовольствии. Наконец, ориентация Ирака только на экспорт нефти привела к тому, что после его вторжения в Кувейт он оказался на грани экономического краха, поскольку в отношении него ООН были введены санкции, запрещающие свободный экспорт нефти. Таким образом, взаимозависимость связыва­ет благополучие народов с политикой других стран, которая находится вне их контроля. Цена приобрете­ний, получаемых в результате такой взаимозависимости, может быть нивелирована утратой или снижени­ем степени экономической и политической независимости того или иного государства.

------------------------------

1. Nye, Joseph. What New World Order? Foreign Affairs. Spring 1992

 

 

 

 

Критики либерального институционализма обращают внимание на ряд уязвимых мест этой теории:

1) подход к сотрудничеству ограничивается главным образом проблемами экономики;

2) либеральный институционализм обращает внимание только на абсолютную выгоду как цель со­трудничества
государств, упуская из виду относительную выгоду, т.е. исходит из того, что государ­ства просчитывают
только пользу для себя, не обращая внимания на то, что приобретет противопо­ложная сторона. На самом деле государства уделяют внимание обеим формам выгоды (абсолют­ной и относительной);

3) само по себе наличие сотрудничества не означает истинности либерального институпионализма.
Необходимо доказательство того, что тот или иной вид сотрудничества не имел бы места, если бы
не было международных организаций, выполняющих роль своего гаранта от обмана;

4) уязвимостью работ Кеохейна и Ная является терминологическая неопределенность, поскольку эле­
мент ключевого понятия «взаимозависимость» - «зависимость» дается весьма расплывчато, а
именно как «состояние, определяемое внешними силами или в значительной степени находящееся под их влиянием». ­
Это «в значительной степени» не показывает природу этого влияния, что является важным. Как отметил Клив Ачер, лекарства могут оказать на человека «значительное
влияние», что вовсе не означает, что этот человек зависит от лекарств;

5) еще одно критическое замечание состоит в том, что Кеохейн и Най «собрали в кучу... все типы отношений, в которых принимают участие неправительственные субъекты международных отно­шений» (Вагнер), и тем самым сделали весьма неопределенными основные компоненты своей  парадигмы.

В целом критические замечания в адрес работ Кеохейна и Ная можно найти в многочисленных публи­кациях Уолтца, Мершаймера и других авторов. Вместе с тем Кеохейн и Най проникли в сущность транснациональной политики; они отошли от тради­ционного восприятия международных отношений и роли, которую играют в них международные организа­ции, обратив внимание на их исключительное значение в обеспечении стабильности международной сис­темы.